Ночь пролетела как одно мгновение и не принесла вещих снов ни Цунь Гуану, ни Люцзы, ни даже Сонциану. Монах проснулся от шума, доносившегося из храма. Он прислушался и тотчас подскочил от удивления. Из глубины храма доносился голос настоятеля, который орал:
– Что ты мелешь! Небесные Цари ко мне приходили. Пока я всю ночь медитировал. Отправляйся в молельню тотчас. Прибери там, что осталось. И садись опустошайся. Ишь, что придумал!
– Почтеннейший Пандаэмон-бханте! – отвечал ему голос, в котором Сонциан узнал послушника, что вчера привёл их в гостевые покои. – Кто же к вам приходил? Дзикокутен? Или Бисямонтен? Может быть, Дзотётен?
– Не представились они, да я и не спрашивал, – ответил настоятель. – Двое было их. Один здоровенный такой, под самый потолок ростом. А второй, хоть и чуть поменьше…
Настоятеля посетила догадка:
– Хачиман это был! Точно! На обезьяну похож, как в Двенадцати Книгах написано.
Услышав это, Сонциан догадался, что произошло. И кто был в том виноват.
– Цунь Гуан! – грозно сказал он.
До сих пор дремавший Цунь Гуан раскрыл полные недовольства глаза.
– Случилось чего? – спросил он, нащупывая посох, убранный под полати.
– Что ты натворил, негодник? – продолжил Сонциан.
Цунь Гуан с притворным непониманием закрутил головой.
– Кто? Я? Так я же спал всю ночь.
В этот момент Чжу Люцзы перевернулся с боку на бок и, не покидая сна, пробормотал:
– Неси нам ещё кушаний, настоятель.
Цунь Гуан поморщился. Отпираться теперь было бесполезно.
А Сонциан, выхватив припрятанный в кармане золотой обод, нахлобучил его Цунь Гуану на голову и принялся громко читать восьмую камишутту. Обод сжал Цунь Гуану виски так, что тот упал ниц, охватил голову руками и принялся кататься по полу.
Куница, которая было выбралась из своего логова благодаря ночной проделке, закрутилась у Цунь Гуана в голове и спряталась ещё глубже, чем раньше. Сам Цунь Гуан взмолился:
– Перестань ты меня мучить!
– А ты перестань без толку проказничать, – отвечал ему Сонциан. – Ладно бы ты какого беса провёл. Настоятель-то чем у тебя провинился?
На это Цунь Гуану ответить было нечего. Будучи Такуаном, он хоть и устраивал проделки, но виноватыми в них находил самих пострадавших: жадных братьев Ту, хвастливого Даньяна, заносчивого Бао Чжу. Настоятель монастыря Золотой вершины если и был в чём виноват, так лишь в том, что через меру хотел повидать небожителей.
– Придётся тебе перед настоятелем извиниться и покаяться, – продолжил Сонциан. – Объяснить ему, что произошло.
Покуда они с Цунь Гуаном разговаривали, золотой обод отпустил свою хватку. Монах не стал продолжать камишутту, а Цунь Гуан, всё ещё схватившись за голову, медленно поднялся на ноги. Смотря себе под ноги, он отправился к настоятелю.
– Хачиман! – воскликнул тот, когда увидел Цунь Гуана.
И хотел было простереться ниц в поклоне, но стоявший рядом послушник поспешил его остановить. Он промолвил так:
– Это ведь Сонциана ученик! Не далее как вчера я их поселил в гостевых покоях.
– Прости меня, почтенный! – с этими словами Цунь Гуан упал на колени. – Не Хачиман я, и даже никакой из Небесных Царей. Зовут меня Цунь Гуан, и я путешествую с монахом, который тебе должен быть известен. И с воином Чжу Люцзы. Это с ним я вчера прокрался в твой храм и помешал медитации. Очень уж нам захотелось кушаний праздничных отведать.
– Ах ты, негодный! Как ты посмел! – вскричал тут настоятель, который теперь вспомнил всё, на что не обращал внимания ночью.
Он приказал стоявшим тут послушникам:
– Ну-ка, всыпьте как следует ему!
Послушники разом набросились на Цунь Гуана, но тот увернулся и, проскользнув у одного из послушников между ног, запрыгнул на опорную потолочную балку. Там он зацепился хвостом и, свесившись вниз головой, крикнул:
– Я же сам перед тобой покаялся! Старый дурак!
Настоятель от гнева подпрыгнул на месте.
Тут со стороны улицы донеслось:
– Цунь Гуан для меня постарался. Ведь это я остался на ужине голодным.
В залу шагнул Чжу Люцзы. Половицы жалобно скрипнули.
Настоятель вздёрнул руку, чтобы дать послушникам новое указание – всыпать странствующему воину. Послушники уже догадались, что за этим последует, и заранее перепугались. Настоятель потряс кулаком, но сказать ничего не успел, потому что следом за странствующим воином в дверях появился и Сонциан.
– Цунь Гуан ведь мой ученик, – сказал он, склонив голову. – Значит, это мне следует перед тобой отвечать.
Увидав монаха, настоятель смягчил своё сердце.
– Уважаемый Сонциан, – сказал он, – как же я рад снова тебя увидать. Что до учеников твоих нерадивых, то я их прощаю.
Чжу Люцзы хотел было настоятелю возразить, что никакой не ученик он, но благоразумно промолчал. А Цунь Гуан, отцепившись от потолка, ловко спрыгнул вниз и встал рядом со странствующим воином и Сонцианом.
– Ну, теперь, когда всё улажено, можно и позавтракать! – сказал он.
– Позавтракать было бы совсем недурно, – согласился Чжу Люцзы, который успел снова проголодаться за всеми этими извинениями и покаяниями.
Настоятель хотел опять было разозлиться, но смиренный вид Сонциана, который всё так же не поднимал головы, его расхолодил. Он приказал послушникам проводить Цунь Гуана и Люцзы в обеденную залу, где тех накормили всем тем же, что подавали за ужином.
Оставшись наедине с Сонцианом, настоятель поспешил к нему и, пожав обе руки, как полагалось, сказал так:
– Раз ты у нас во второй раз появился, то держишь, должно быть, обратный путь. Нашёл, зачем тебя богиня Запада посылала?
– Нашёл, и даже больше! – ответствовал Сонциан.
Без промедления он поведал настоятелю о приключениях, выпавших на его долю, а также о том, какая открылась ему тайна.
– В том и было настоящее поручение наимудрейшей Сиваньму, – сказал он. – Воистину, не может обыкновенный человек с небожителями сравниться умом.
Настоятель вспомнил о своей ночной глупости и поморщился. Сонциан поспешил перевести тему:
– Теперь, когда мне известен стал путь, которым и мы, монахи, и обычные люди, живущие в миру, сможем противостоять голодным бесам. – Сонциан перевёл дух, такое вышло у него длинное вступление. Затем он продолжил. – Я теперь посвящу свою жизнь тому, чтобы разделить это знание со всеми.
– Воистину так, уважаемый, – ответил ему настоятель.
– Первым я выбрал монастырь Золотой вершины, – сказал Сонциан важным тоном.
– Это великая честь! – склонил голову настоятель.
Ему польстило, что первым на пути Сонциана стал его монастырь. Хоть и было это случайностью, настоятель увидел в этом небесную мудрость. Но тут он вспомнил про Цунь Гуана и Люцзы. Оставлять их при храме настоятелю совсем не хотелось.
– Как же ученики твои? – спросил он. – С тобой останутся?
– Нет, – ответил Сонциан, заметив, как сбежались к носу лобные морщины настоятеля. – Им начертан другой путь. Позавтракают и дальше двинутся.
Настоятель этому так обрадовался, что разрешил угостить монашеских учеников разложенными в большой зале абрикосовыми пирогами, хоть это и было против правил.
После завтрака Сонциан подошёл к Цунь Гуану и произнёс так:
– Верно ты поступил, что извинился. Вот и настоятель на тебя зла больше не держит.
Цунь Гуан же, пока угощался сладкими пирогами, поразмыслил над произошедшим и решил, что это куница его соблазнила. О чём и рассказал монаху:
– Куница эта негодная! До сих пор внутри где-то сидит. Никакого с ней сладу нет!
Сонциан улыбнулся в ответ:
– Всяк на голодных бесов своих готов переложить вину. Но и на бесов управа есть.
Цунь Гуан на всякий случай схватился за голову. Но Сонциан читать камишутту не стал. Вместо этого он подошёл к Цунь Гуану вплотную и стянул с его головы золотой обод.
– Теперь твоя воля в твоих руках, – сказал он. – Запомни камишутту и сам её читай. Тогда ни кунице тобой не овладеть, ни другим бесам.
